– И что? – пожимает плечами подруга. – Докажи ему обратное. Или можешь не доказывать. Какое тебе дело до какого-то левого мужика.

– Это хирург с именем, – выдаю я. – И он… новый начальник Олега.

– Хм… – Настя несколько мгновений смотрит в сторону, покачивая ногой.

– Он настолько крутой, а Демченко настолько глупый и бесхребетный, что перестанет считать тебя хорошей женщиной из-за слов какого-то…

– Виктора Ухтомского! – признаюсь я.

Это на работе я привыкла быть несгибаемой женщиной, а вечером, с друзьями, я могу показать настоящую часть себя. На самом деле меня много что пугает, но это и не удивительно, если взять в расчет мое детство, в течение которого дедушка и бабушка меня каждым микробом пугали. Застудишь ноги – пневмония и умрешь. Скушаешь клубнику – аллергическая реакция и, ну вы поняли.

Я пыталась вытравить это из себя, но не все получается просто.

Ну и после учебы в Екатеринбурге одним из моих страхов и по совместительству тайных желаний бесповоротно стал Виктор Ухтомский.

– Ты просто его не знаешь, Насть, – говорю едва слышно. – Он списывающих на экзамене принципиально заваливал.

– Но вы не в институте, – подруга откидывается назад и складывает руки на груди.

– Нет, он… не терпит нечестности в любом ее виде и потом… он таких людей из коллектива выживает любыми способами.

– А ты была с ним не честна? – подруга высоко приподнимает брови.

– Он так подумал, – признаюсь еще тише.

На самом деле в эту историю еще по самые уши влез мой дед и вспоминать сейчас тошно.

– Ладно, – подводит итог подруга. – То есть, ты считаешь, что он захочет объяснить Олегу, что тот выбрал плохую кандидатуру в качестве жены?

Да плевать мне на Олега! Мне на свою репутацию в больнице не плевать.

– Нет, то есть да. То есть, я хочу остаться в больнице, даже если стану женой Демченко. Знаешь, я хочу что-то из себя представлять, даже если и буду наследницей всех этих заводов и пароходов, я не хочу чтобы у меня было то, что мне дорого, чтобы окружающие во мне не видели прилипалу.

– А один какой-то принципиальный дурак, – продолжает Настя, – словом, я поняла. Еще по коктейлю?

Разговор с подругой более-менее возвращает мне чувство гармонии. Как бы то ни было, Настя права. Очень многие в больнице хорошо меня знают и мнение какого-то Ухтомского не должно перечеркнуть все те случаи когда они видели меня в операционной. Даже если Виктор захочет припомнить тот мерзкий скандал и сказать, что я на нем помешалась. Может, это так и было.

“Может это так и есть сейчас?”, – колет под ребром, но я не хочу вестись на провокации внутреннего голоса.

Допив коктейль с привкусом кокоса я окончательно расслабляюсь и начинаю шутить с подругой. Не смущают уже даже брюки, забрызганные грязью.

Настя говорит, мол, скоро мне вообще будет все равно, как на меня смотрят оружающие. Жена такого богатого парня как Демченко может позволить себе все. Даже выходить на улицу в халате.

– А пресса? – останавливаю ее и мы снова смеемся.

К концу вечера я полностью забываю про тоску и злость. Мне даже кажется хорошей идеей выйти за Олега замуж. Поэтому мы с ним обмениваемся милыми сообщениями, сидя в такси.

Засыпаю я на диване, обняв любимого кота. Почесывая белое пушистое чудо за ушком, тихо шепчу:

– Ты мой самый лучший мужчина, – и в полной уверенности, что это так закрываю глаза.

Бойкот – бойцоский кот. Я встретила его на помойке и назвала так за то, что зверь отказался есть предложенный кошачий корм, но серьезно отправился за мой следом, забрался на пятый этаж старой хрущевки и ждал под дверью. Ждал до тех пор, пока я не пустила его в квартиру.

Глава 3. Без объявления войны

Утро начинается как обычно. С того, что я переворачиваюсь на правый бок и подтягиваю к себе сотовый. Думаю, много кто в современном мире просматривает ленту новостей, едва открыв глаза.

На грудь мне прыгает Бойкот и начинает тереться плюшевой щекой о мою щеку – выпрашивает себе чего-нибудь вкусненькое.

Откидываю в сторону одеяло и уже готовлюсь просунуть ноги в удобные тапки, как мой взгляд падает на уведомление из канала Насти Берг “Острые социальные темы. Честные расследования”.

Сказать по правде, я горячо поддерживала подругу на пути независимого журналиста, когда Настя писала про бездомных животных и брошенных стариков.

Холодными руками открываю саму статью, опубликованную в посте.

Заглавие гласит: “Смерть ребенка под колесами машины. Почему спустя год с главного подозреваемого сняты все обвинения?”

Я медленно сглатываю ком, который кажется колом встает у меня в горле. К чему это она ведет?

Я погружаюсь в историю, случившуюся с Ухтомским в Петербурге полтора года тому назад. Оказывается, что тогда машина Виктора на полной скорости сбила мать с ребенком аккурат около ворот его клиники. Случился небольшой скандал, после которого Ухтомский уволился, потому что ужасную аварию видели пациенты, среди которых нашлись активисты. Но даже не это было самым неприятным: едва наехав на ребенка, водитель заблокировал все двери и хладнокровно доехал до гаража больницы.

Оказывается Виктор какое-то время находился под следствием, успел лишиться всех своих постов, но даже несмотря на это аварию ему в Петербурге не простили.

Я медленно поднимаюсь с постели и бреду чистить зубы. Опубликованное Настей попросту не хочет укладываться у меня в голове. Тот Виктор, которого я помню, кажется, был самым честным человеком из всех, кого я знала. Он не терпел лжи и сам никогда не обманывал. Боролся за жизнь каждого ребенка, который попадал к нему в руки. Не раз на работе ночевал, если было нужно.

Сплевывая пасту и в раковину и смотрю как белые разводы уносит вода.

Он просто не мог стать другим человеком за эти девять лет.

Выпрямляюсь и смотрю на собственное отражение, замечая, что от щек отлила кровь. “Люди меняются”, – звучит в голове. Но как мог Виктор превратиться из яркого и смелого врача в бесчувственную мразь?

Настя что-то напутала – когда я выхожу из дома, я уже почти в этом уверена. Наверное, мой вчерашний рассказ подвиг ее думать о том, что Виктор плохой. Да, у нас с Ухтомским случилось больше, чем недоразумение, но вот это все – я смотрю на свой телефон – даже учитывая то, что подруга наверняка старалась меня защитить, явно слишком!

Сажусь в автобус, укутываясь шарфом и водружаю на голову наушники. Я всегда езжу так и знаю, что напоминаю подростка. Бабушки в транспорте пару раз делали мне замечание, несмотря на то, что мне уже двадцать семь.

Но сейчас не до этого. Импульс, который мне придала Настя заставляет наконец познакомиться с прошлым Ухтомского, о котором я старательно пыталась не думать все это время.

Когда надо, я тоже хорошо ищу информацию. Сорокапятиминутной поездки мне хватает с лихвой.

Выходя на нужной остановке я набираю Насте, но, к сожалению день журналиста начинается далеко не в восемь тридцать, как у меня. Думаю, что оптимально назвать одиннадцать утра, час, когда Берг наконец вылезает из кровати.

– Черт! – вырывается у меня, потому что ни один из моих десятки звонков, сделанных по дороге от остановки до больницы, не помогает.

Очевидно, телефон Насти на беззвучном.

Я останавливаюсь у проходной и набираю сообщение в телеграмм.

“Настя, это похоже на заказуху. Ты не боишься, что тебя обвинят в клевете???”

Пока что это максимум, на который я способна. Оглядываюсь по сторонам, облачко пара вылетает изо рта. И тут только понимаю, что Олег ничего не написал с утра. За полтора года у нас стало доброй традицией добираться до здания больницы вместе. Мы с Олегом всегда встречались на проходной. Ну а если он не мог приехать, то предупреждал.

Каждый божий раз Демченко приносил мне любимый кофе.

Но сегодня его нет. В первое мгновение я тянусь в карман за телефоном, но потом вспоминаю о том, что я вроде бы гордая женщина и не буду писать первой – это было моим золотым правилом все те полтора года, что мы встречались с Олегом. Но оказывается, что здорово ему следовать, когда у тебя нет никаких ожиданий от отношений, а вот когда уже находишься в статусе невесты – начинаешь нервничать.